Святой Максим Ватопедский 2 (Ρωσικά, Russian)

Архимандрит Ефрем (Кутсу), игумен Ватопедского монастыря (Греция, Афон)

вторая часть, последная 

Прп. Максиму посчастливилось жить во время величайшего расцвета монашества на греческой земле — в конце XV — начале XVI в. Как мы уже говорили, его общение со святыми того времени, такими как св. Нифонтом, прпмчч. Макарием и Иоасафом, прп. Феофилом Мироточивым, прп. Дионисием Олимпийским, прпмч. Иаковом с его учениками прпмч. Дионисием и Иаковом и преемником Феоной, митрополитом Фессалоникийским немало способствовало его высокому духовному состоянию. Жизни в святоотеческом духе прп. Максим научился не из книг, он был посвящен в нее жившими рядом с ним святыми отцами-святогорцами. Так он приобрел истинное монашеское устроение, подлинное святогорское мироощущение. Это величайшее благословение вполне может оценить только тот, кто сам на протяжении своей жизни был знаком с добродетельными и одаренными благодатными дарами старцами.

Прп. Максим, соблюдая монашеские обеты послушания, девства и нестяжания и творя умную молитву, сумел за недолгое время очиститься от мирских страстей и стать сосудом благодати, потому рассудительные предстоятели монастыря и смогли возлагать на него ответственные и неотложные поручения вне обители. Он совершал миссионерские путешествия по Македонии, по островам Эгейского моря и по многим другим областям, находившимся тогда под властью турок, где духовно укреплял православных людей, страдавших от неграмотности, оков рабства и нашествия ересей с Запада1. Одновременно он собирал пожертвования верных для материальной поддержки монастыря (монастыри Святой Горы оказались тогда в сложнейшем финансовом положении из-за тяжкого налогообложения со стороны турецких завоевателей). Он пишет: «Но еще и перед самыми вельможами (т.е. турками) глаголемых нашу православную веру светле и без обиновения воспроповедах, благодатию покланяема-го Божественнаго Параклита просвещен быв и укреплен, и вкратце рещи: идеже ни послан бых от священныя обители Ватопедския, по повелению преподобных отец моих, по милостыню, везде, благодатию святаго Параклита просвещаем, православную веру светле проповедах, и с честию подобною паки отпущен бых во Святую Гору»2.

Поскольку прп. Максим был знаком с Протом Гавриилом, а также св. Нифонтом, его посылали за сбором пожертвований в княжества Валахии и Молдавии, а также в более удаленные районы Ахриды и Меленика, где монастырь уже с тех пор имел подворья. Более того, он даже знал разговорный славянский язык, употреблявшийся в этих местностях. Ватопедский игумен Анфим в своем послании великому князю Василию III Ивановичу не говорит о том, что Максим не знает русского языка. Поскольку он владел языком балканских славян, игумен считал, что ему нетрудно будет освоить и речь русских, и церковнославянский язык3. О его служении в этих местностях свидетельствует также и то, что он составил, как мы уже говорили, службу священномученику Еразму Ахридскому, а в Ватопеде изучал кодексы житий славянских святых, например, св. Климента Ахридского.

Несмотря на все эти поездки, которые он совершал по послушанию, ум святого Максима постоянно пребывал в обители своего покаяния, даже если его не было там телесно. Он не стремился к удалению со Святой Горы, к путешествиям и поездкам. Он очень любил свой монастырь, и потому, когда был в России, его не утешали почести, воздаваемые ему сначала, он думал только о возвращении в родную обитель. Максим любил монастырскую жизнь, устав монастыря и потому описывал его с такой нескрываемой радостью и со многими подробностями4. Он любил богослужения, которые в святогорских обителях совершаются подолгу, ему нравились гимнология и гимногра-фия нашей Церкви. Преподобный был носителем живого литургического предания и потому в короткий срок научился составлять не только службы, но и песнопения.

Сочинительская деятельность прп. Максима в полной мере проявилась лишь в России, и то в силу необходимости, а не по его воле (известно, насколько скупы святогорцы в отношении сочинительства). Образцы своего писательского таланта, главным образом поэтического, он явил и во время своего пребывания в Ватопеде, и опять же, как нам думается, из послушания. Кроме службы св. Еразму, по велению Прота Гавриила он составил молебный канон Честному Иоанну — для литургического употребления, поскольку он был небольшим. Помимо того, он составил шесть эпиграмм: одну о патриархе Иоакиме I, одну о великом Риторе Мануиле, еще одну о святом великомученике Димитрии Мироточивом и три о святом Нифонте II, патриархе Константинопольском.

Прп. Максим был воспитан в духе святогорского предания, и при его проницательном и восприимчивом характере десятилетнего обучения на Святой Горе оказалось вполне достаточно для того, чтобы образовать его во Христе и привить его духу бывших прежде святогорских Отцов. К типичным качествам Максима как свя-тогорца, помимо «его глубокого смирения и почтения к Отцам Церкви, правильных взглядов на аскезу и монашество, догматического чутья, благоговения к Пресвятой Богородице, любви к уставам Святой Горы, несогласия с гуманизмом, хваления своей принадлежностью к святогорцам»5, нам хотелось бы прибавить и то, что прп. Максим обладал удивительно послушным характером, был послушливым по образупослушливого Христа6. Приведем отрывки из двух писем, из которых видно, как доверяли Максиму ватопедский игумен Анфим и Вселенский патриарх. Анфим в своем письме к митрополиту Варлааму сообщает, что монах Савва не может принять приглашение приехать в Россию по причине своего преклонного возраста, но пошлет «достойного уважения брата Максима Ватопедского, опытного в Священном Писании и достойного переводчика всех видов книг, как церковных, так и называемых еллинских, потому что он вырос на них и научен им в совершенстве, в то время как прочие их только читали»7. Русский посол в Константинополе Андрей Коробов в своем докладе великому русскому царю Василию Ивановичу писал: «Тогда (т.е. после того, как ватопедский монах отказался ехать в Россию по причине старости и болезни) игумен монастыря Ватопед Анфим и Прот Святой Горы рассудили, что монах Максим — единственный после монаха Саввы подходящий кандидат, в чем Ваше Величество сможет убедиться, который мог бы довести до конца ваше поручение. Это глубокий знаток Священного Писания и достойный переводчик как светских, так и священных книг. Он много лет учился в Италии и, как убедил меня святейший патриарх Феолипт I, является обладателем блестящего образования и знатоком всемирных духовных устремлений, а также проблем Восточной Церкви. Святейший показал святую ревность, и Константинопольская Церковь со всей серьезностью приняла к сведению отправление в Московию такового мужа»8.

Прп. Максим обладал прямым, правдолюбивым, искренним характером с пламенной ревностью и мужественным настроем. Ему были неведомы дипломатическое маневрирование и двуличие, этому он научился от учителя и своего старца св. Нифонта. Когда Максим увидел, что великий князь Василий III незаконно изгнал свою супругу Соломонию, чтобы жениться на другой, он не смог закрыть глаза на этот грех. Он стал вразумлять и обличать царя в точности так, как поступил св. Нифонт с игемоном Влахи Раду9. Прп. Максим не занял никакой компромиссной позиции в споре между иосифлянами и заволжскими старцами о монастырских владениях и о том, должны ли монахи об этом беспокоиться. Монашество он видел нестяжательным и беспопечительным в отношении материального, хотя не всем в руководстве Русской Церкви это нравилось.

Прп. Максим был монахом-исихастом, познавшим на опыте умное трезвение и делание Иисусовой молитвы. Он писал: «Знай, что чистая и непрестанная молитва, которую всегда слышит Всевышний, есть та, которая постоянно пламенеет в сердце от благодати святаго умиления на истребляющих страсти углях смирения. Эта молитва направляет ум в самые небесные врата и, возведя его туда, ставит пред небесным престолом»10. Бернард Шульц в своем стремлении опровергнуть искусность прп. Максима в богословии называет его «паламистом»11. Но понимал ли этот немецкий профессор-иезуит, что тем самым он возносит похвалу прп. Максиму?

Прп. Максим был пламенным проповедником покаяния, это проявлялось как во время его пребывания в Ватопеде, так и в течение его путешествий за пределы монастыря и в Россию. Его слова всегда проникнуты покаянным духом, исполнены чувства своей греховности и изобилуют призывами к покаянию с надеждой на милость Божию, к памяти — без впадения в отчаяние — о суде и вечных муках12.

Мы уже говорили, что он любил монастырь своего покаяния, и его постоянным желанием было в него возвратиться. В письме к митрополиту Макарию он писал: «Благоизволите убо, благоизволите, Господа ради, сотворити милость о мне бедном, дадите мне видети Святую Гору, молитвенницу всей вселенней, отдадите мя вашим богомольцем преподобным отцем и братии моей»13. Великому князю Василию III он писал: «Воздай паки нас добре и опасне честному монастырю Ватопеди, издавна нас ждущу и чающу по вся часы, по подобию птенцов, питаю-щия их жаждущих, да не лишимся многолетных тамошних трудов и потов наших, ихже положихом о надежди нашего тамо о Господе скончания»14. В письме царю Ивану Грозному он опять просит о возвращении в свой монастырь, подчеркивая, что лишен мирного и спасительного пребывания на Святой Горе, где он в течение десяти лет трудился телесно и духовно с надеждой положить там свои кости15. Насколько он любил свой монастырь, видно из того, как он трудился в нем и для него, причем делал это безропотно, но с радостью. Поэтому он и вспоминает об этих трудах с любовью и печалью.

Однако у Бога были иные планы по отношению к Максиму. Господь пожелал, чтобы он закончил свою жизнь в России ради освящения и утешения русского народа, потому что Максим обрел пред Богом великое дерзновение. Это дерзновение стало очевидным сразу после его смерти. Один знакомый ему и любимый им священник по имени Феодор, не успевший на погребение Преподобного и расстроившийся из-за этого, после молитвы видел в видении прп. Максима, сказавшего ему, что скоро заберет его к себе. И действительно, через восемь дней после успения Максима Феодор почил о Господе16.

Со дня кончины прп. Максима Грека прошло ровно 450 лет, но как остается ощутимо его присутствие! «Праведницы во веки живут» (Прем. 5, 15). Ровно десять лет назад благоизволил Бог, и состоялось обретение честных мощей Преподобного, часть из них пришла и в Ватопед. И вот, столь знакомый русскому народу и до недавнего времени столь незнакомый народу греческому, преподобный Максим становится ведом и для него17.

Духовная кормилица прп. Максима, Ватопедская обитель, почитает его одним из самых знаменитых и возлюбленных своих чад, и потому внутри монастыря устроен придел в его честь18. Также монастырь поминает его и просит молитв его на отдуете каждого последования19. Мы просим его быть молитвенником, посредником перед Христом о спасении мира, о единстве православных народов, и особенно, народа русского и греческого.

Преподобие отче Максиме, моли о нас, грешных!